Быстрый переход к страницам: Главная Форум "Новое Время" Статьи Библиотека Галерея Тесты Опросный лист

       ЗАГАДКА ГИПЕРСЕКСУАЛЬНОСТИ

       И все-таки у всех животных, кроме человека, самки способны к спариванию только в ограниченный период времени - либо лишь в момент овуляции, либо некоторое время после нее.

       Чем больше мы узнаем о других видах, тем становится яснее, насколько уникальна непрерывная способность женщины к половым контактам, ее гиперсексуальность. Они возможны даже во время беременности и в период кормления молоком, когда в организме женщины совсем иная гормональная ситуация, иная мотивация - та, которая у других видов запирает половое поведение. Уникально у женщины и отсутствие внешних признаков овуляции.

       Чтобы у непосредственных предков человека произошли столь глубокие изменения физиологии и поведения одного пола, должны были быть веские причины. Ч.Дарвин в книге "Происхождение человека и половой отбор" придавал очень большое значение действию полового отбора. Позднее многие ученые, изучавшие человека, стали эту форму отбора игнорировать. Но Дарвин, как известно, имеет одну особенность: его выводы обычно подтверждаются. И в свете современных данных мы должны признать, что "старик был опять прав". Человек в ходе своей эволюции прошел через период усиленного полового отбора. Ради чего?


       НЕДОСТАВАВШИЕ ВЕРВЕТКИ

       Зоологи, конечно, догадывались, ради чего у человека прошел половой отбор, но не было известно вида, на примере которого мы могли бы рассмотреть путь, приводящий к гиперсексуальности. И лишь несколько лет назад такой вид был наконец изучен.

       Этот вид - мартышки верветки, живущие в групповом браке. У самок верветок овуляция происходит синхронно друг с другом один раз в год (в этом отношении они типичные нечеловекообразные обезьяны), но это событие у них, как и у женщин, внешне никак не проявляется, и верветки способны спариваться, начиная за два месяца до наступления овуляции и заканчивая второй половиной беременности (в этом отношении они опять-таки напоминают женщин; единственное отличие тут - верветки не могут спариваться, когда кормят молоком). За столь длинный период самка успевает спариться с 60% самцов в группе, и те, все как один, делятся с ней пищей, так как все это время находятся в том подчиненном положении, которое выше мы назвали инверсией доминирования.

       У обезьян поза подставки такая же, как у многих животных. У человека эта поза тоже действует, но в благовоспитанном обществе теперь не принята и подменяется другими. Например, женщина садится мужчине на колени, к нему спиной, и ее тело изгибается в форме позы подставки




       В этой системе чем гиперсексуальнее самка, тем дольше и от большего числа самцов она получает пищу для себя (и своих зародышей). Не зная сроков овуляции, все самцы данной самки считают ее детенышей своими. И если, например, один из отцов погибает или переходит в другую сексуальную группу, детеныш без отца не остается.

       Итак, за счет (и с помощью) гиперсексуальности и скрытой (!) овуляции отбору удалось преодолеть у верветок столь типичный для приматов принцип полного доминирования самцов, растянуть время инверсии доминирования и в результате всего этого обеспечить надежную заботу о самке и ее детях. По мнению зоологов, подобное возникло у верветок из-за того, что они стали обитать в открытом ландшафте, где самке трудно добывать полноценную пищу в избытке.


       БРАЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ У ПАВИАНОВ

       Верветки - не предки человека, и их гиперсексуальность возникла параллельно с людской; в остальных отношениях группы верветок не похожи на человеческие. Этологи считают, что из современных обезьян - по структуре стада - на предков древнего человека наиболее походят по социальной организации павианы.

       Павианы - тоже не прямые наши предки, но, как и человек, они перешли к жизни в открытых и полных хищников ландшафтах африканских саванн. Стадом влесколько десятков голов (взрослые и молодые самцы, самки и дети) командует на "коллегиальных" началах группа самых старших по возрасту самцов-иерархов (это и есть геронтократия). Остальные самцы соподчинены по этажам иерархической пирамиды согласно своим возрастам. Когда павианы проходят по опасной местности, ядро стада защищают боевые отряды самцов: арьергард, авангард и два боковых охранения. На отдыхе стадо перестраивается в обороняемый лагерь. Павианы, как и люди, способны вступить в бой с хищником, например леопардом, и убить его, погибая сами. Однако организация половой жизни у павианов мало чем напоминает человеческую. Самки не входят в самцовую систему иерархии, их собственная иерархия выражена слабее, они полностью подавлены самцами, которые их не кормят. Всех способных к спариванию самок (а они совсем не гиперсексуальны) самцы-иерархи держат рядом с собой, под надзором, не позволяя им спариваться с подчиненными самцами, а сами спариваются с ними, не проявляя инверсии и не ревнуя друг к другу.


       БРАЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ У ЧЕЛОВЕКООБРАЗНЫХ

       А как же наши ближайшие родичи? В семейном отношении они мало похожи на человека.

       Орангутаны живут на деревьях, самцы не дерутся из-за самок и не заботятся ни о них, ни о детенышах, которые к четырем годам уходят в отдельные группы полувзрослых - в "банды".

       Гориллы живут группами в лесу, на земле и деревьях, причем один из самцов полностью доминирует, хотя и позволяет подчиненным самцам спариваться с самками - то есть у них нет ревности. Самки совершенно подавлены самцами, которые перед ними не токуют и ни их, ни детенышей не кормят. Маленьких детенышей самцы от себя отгоняют, а трехлетних и старше, оставивших матерей, подпускают к себе.

       Шимпанзе живут в более открытом ландшафте и проводят на земле больше времени. Группы у них обширнее, а отношения теплее и разнообразнее. Самцы образуют не столь строгую иерархию, но самок не ревнуют, не токуют перед ними и не кормят. Заботиться о маленьком детеныше самке помогают ее сестры и старшие дочери.

       Все человекообразные обезьяны спариваются редко, нерегулярно, они скорее гипо-сексуальны, чем гиперсексуальны. Неревнивы, а самки совершенно бесправны.


       КОГДА-ТО НАШИ ЭВОЛЮЦИОННЫЕ ПУТИ РАЗОШЛИСЬ

       В области сексуальных и брачных отношений человекообразные обезьяны явно ушли от общих с человеком предков своими особыми путями. И общее у них здесь с человеком - это наличие менструальных циклов, заменивших характерную для остальных приматов овуляцию раз в год.

       Но вот у гиббонов, которые отделились от общего ствола предков несколько раньше, чем человекообразные, отношения семейные. Семьи состоят из самца, одной-двух самок и детей. Подросших детей обоего пола изгоняют. В местах кормежки семьи объединяются в группы. Многие специалисты считают, что изначальная семейная структура у предков человека во времена древесного образа жизни была примерно такой же, как у гиббонов. И главный аргумент в пользу существования исходной моногамности - сохранение у человека инстинкта ревности, столь сильного, что не только мужчина, но и женщина способны даже на убийство. Этот инстинкт, как мы видели, ослаблен или даже отсутствует у обезьян с групповыми формами сексуальных отношений. В пользу некогда существовавшего среди дальних предков человека парного брака говорит и наличие у современных мужчин пусть слабой, но все же несомненной потребности заботиться о своей женщине и ее детях, чего начисто лишены человекообразные.

       Но вот что важно: если бы предки человека всегда так и оставались моногамами, то у них не возникло бы скрытой овуляции (в парном браке ее не от кого скрывать); не потребовалась бы инверсия доминирования перед спариванием; не существовало бы поощрительного спаривания и ни к чему была бы перманентная готовность к нему. Все это нужно при групповом браке по типу верветок. Поэтому на каком-то этапе эволюции предки человека от моногамии свернули к групповому браку - с заботой прамужчин о праженщинах, и именно на этом этапе праженщины претерпели те серьезные, принципиальные эволюционные изменения, о которых мы говорили выше.
       Брачный ритуал у человека (наскальный рисунок в Сахаре). Древний художник разбил ритуал на пять этапов: первый - женщина (маленькая фигурка в центре вверху), хлопая в ладоши, привлекает внимание мужчины (он слева вверху, с луком); второй - мужчина приближается к женщине (в центре внизу); третий - погоня (две фигурки слева); четвертый - поимка (справа); пятый - спаривание (в центре вверху)


       НАША ЭВОЛЮЦИЯ ШЛА ЗИГЗАГАМИ

       Пока отдаленные предки человека жили, подобно гиббонам, на деревьях, враги были им не очень страшны и сочетание парных семей с групповым владением территорией соответствовало особенностям их среды обитания. Но когда они спустились на землю и начали осваивать открытые ландшафты, где много хищников, от которых некуда скрыться, их группы должны были сплотиться в оборонительную систему (как это по тем же причинам произошло у павианов и, в меньшей степени, у оставшихся под прикрытием деревьев шимпанзе и горилл). К тому же из-за перехода к питанию корневищами и семенами растений наши далекие предки утратили главное оборонительное оружие приматов - острые, выступающие клыки (такие клыки не позволяют челюстям делать боковые движения, которые нужны при перетирании твердых корневищ и семян). И вот тут - существенный момент: сохранение парных отношений полов в сплоченной, иерархически построенной социальной группе затруднено. Поэтому неудивительно, что и гориллы, и шимпанзе, и павианы перешли к "обобществлению" самок либо всеми самцами в группе, либо ее иерархами. Самцы при этом полностью подавили самок и не кормили ни их, ни их потомство, самки вполне справлялись с этим сами, благо основная пища человекообразных - побеги и листья - всегда в достатке.

       Но это - гориллы, шимпанзе, павианы. А предки человека пошли несколько другим путем - к групповому браку с усилением участия самцов в заботе о самках и детях. И тому были свои причины.


       ДЕТИ - АХИЛЛЕСОВА ПЯТА ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ

       Специализация в направлении использования интеллекта - как основы процветания вида - сопровождалась неизбежным удлинением периода обучения. Мало иметь большой мозг, его нужно еще заполнить знаниями, а делается это успешно только в период, пока в нем образуются новые структуры и связи, то есть в детстве, до наступления половой зрелости. Поэтому детство у человека, по сравнению с млекопитающими сходных размеров, чрезвычайно растянулось.

       У всех приматов дети рождаются беспомощными - они неспособны самостоятельно передвигаться, медленно растут и долгое время висят на матери, крайне ее обременяя. Такова стратегия даже самых примитивных приматов. Более интеллектуальные человекообразные достигают самостоятельности не быстро - к 3-4 годам, а половозрелости - лишь к 6-10 годам. Человек же созревает в половом отношении еще медленнее, к 12-14 годам, и самостоятельным становится не раньше этого срока, а то и позже. И в течение всех этих лет ребенок менее самостоятелен, чем детеныш человекообразных, нуждается в заботе, опеке и обучении.

       Чтобы человеческий род продолжался, "среднестатистическая" мать должна вырастить до самостоятельного возраста более двух детей, это как минимум. Скорее всего, у первобытной женщины, как и у человекообразных, ребенок рождался раз в 3-4 года. Чтобы дождаться, когда второй и третий ребенок станут взрослыми, мать, по идее, должна была прожить после полового созревания еще 16-20 лет. А средняя продолжительность жизни человека была тогда около 25 лет - такая же, как у человекообразных. И в течение этого срока и у матери, и у отца шанс погибнуть был велик. Отсюда совершенно ясно, что в таких условиях парная семья становилась непригодной.

       Конечно, можно привести следующий аргумент: у человека, как и у шимпанзе, проблема ранней смертности частично компенсируется за счет того, что заботиться о детях матери помогают ее сестры и старшие дочери. Девочкам присуща сильная инстинктивная потребность нянчить младших братьев и сестер. Если последних нет, девочки нянчат кукол, если нет кукол, девочки способны создать их сами. Однако подобная взаимопомощь на уровне одного пола не решает проблемы. Отягощенные большим количеством детей, матери могут добывать пищу только собирательством, и в основном растительную, что мы ясно видим на примере современных племен, ведущих такой образ жизни. Но вот в чем дело: мозг человека в процессе своего развития нуждается в белках животного происхождения, в том числе и в белках позвоночных животных. Без этого наступает так называемый алиментарный маразм - ребенок становится тупым, неспособным учиться. Животную же пищу могут догонять, ловить и убивать только не связанные детьми мужчины.



       СДЕЛАТЬ ИЗ САМЦА ОТЦА - ДЕЛО ХИТРОЕ

       Вот поэтому у предков человека выживание зависело от того, удастся ли заставить самцов заботиться о самках. Эту задачу, простую для других видов, в данном случае отбору решить было трудно: мешало очень далеко зашедшее у высших приматов доминирование самцов над самками. И видимо, отбор справился с такой головоломкой несколько экстравагантным путем, сходным с решением ее у верветок: используя врожденную инверсию доминирования перед спариванием как исходный плацдарм, он начал усиливать и продлевать ее, делая самку перманентно привлекательной для самца, способной к поощрительному спариванию. Если самке удавалось удержать около себя самца, ее дети выживали, если нет - погибали.


       У обезьян провинившаяся перед доминантам особь (в том числе и мужского пола) принимает позу подчинения, которую легко спутать с позой подставки


       ГРУППОВОЙ БРАК - НЕ ЛУЧШИЙ ВЫХОД, НО ВСЕ ЖЕ ВЫХОД ИЗ ТУПИКА

       Возросшая привлекательность самки могла бы укреплять моногамные отношения, но это не решало главной проблемы - недостаточной продолжительности жизни родителей, а кроме того, разрушало мужскую иерархию. Поэтому проблему решал переход от моногамного брака к групповому.

       В этой новой системе отношений детеныш не остается без отца, поскольку многие, если не все самцы в группе относятся к нему как к собственному. (Кстати, теория матриархата, никогда и нигде не существовавшего, выросла из одного факта: у некоторых народов в древности детей называли не по отцу, а по матери; однако данный факт отражает неизбежную в групповом браке неопределенность отцовства, а совсем не "власть женщин", которая при первобытной жизни невозможна.)

       Но так как групповому браку предшествовал моногамный, то программы последнего тоже сохранились и тоже влияли на поведение. Поэтому до идиллического, бесконфликтного группового брака верветок человек, видимо, не доходил. Более вероятно, что в рамках группового брака праженщина стремилась к компромиссному варианту: иметь одну более прочную связь и сколько-то вспомогательных; возможно также, что в силу ревнивости прамужчин ей было удобнее скрывать некоторые связи.

       Сосуществование программ моногамного брака и группового брака позволяло, комбинируя их, получать и полигинию (женщины живут по программе моногамного брака, а мужчина - по программе группового), и полиандрию (женщина живет по программе группового брака, а мужчины - моногамного), и, конечно, моногамный брак или групповой в чистом виде. Поэтому в дальнейшем, при изменении условий жизни, люди могли так легко переходить к разным системам брачных отношений. Например, земледельцам в Европе более всего подходила моногамия, а скотоводам-кочевникам - полигиния.



       ЧТО МОЖЕТ ГРУППОВОЙ ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

       Групповой брак приводит к близкородственному скрещиванию и через несколько поколений делает всех членов группы близкими по набору генов. В такой ситуации не столь важно, мое или твое потомство выжило, я или ты погиб преждевременно. Ведь если мы члены одной группы, то, значит, твои дети несут мои гены, а мои дети - твои. У общественных насекомых использование такого генетического фокуса зашло столь далеко, что за всех сестер размножается одна, а остальные - бесплодные.

       В этой ситуации начинает действовать особая форма естественного отбора - групповой отбор. При такой форме отбора между собой соревнуются близкородственные группы в целом, а не особи по отдельности. Эволюционно важен успех именно группы, а не особи. Значит, отбор может подхватывать и закреплять такие приспособления и программы поведения, которые одной особи невыгодны, но выгодны группе. Например, возможна программа: "Сам погибай, а товарища выручай". Или: "Защищай всех детей группы, как своих". Да, самые интеллектуальные особи, склонные к отвлеченному познанию окружающего мира или к изобретательству, могут быть не самыми приспособленными. Но если группа, используя их достижения, прогрессирует и побеждает в конкуренции с другими группами, растет численно и отделяет от себя новые группы, - гены интеллектуалов успешно и во все большем числе передаются следующим поколениям. У общественных насекомых - термитов, пчел, ос, шмелей и муравьев - групповой отбор создал потрясающе сложные врожденные программы организации общества (семьи) и изготовления пищи и жилищ путем сложной деятельности с разделением труда между особями. У человека этот же отбор так усилил интеллектуальные способности, что позволил им стать основной по объему и сложности частью поведения.

       Близкородственное скрещивание, как известно, имеет тот недостаток, что в потомстве, переходя в гомозиготное состояние, проявляются неблагоприятные мутации - рождаются нежизнеспособные особи. Но если отбор уничтожает их, то, с позиций выгоды для вида, это не страшно. Зато точно так же легко переходят в гомозиготное состояние новые, уже ценные для видового процветания мутации. Они тут же проходят проверку на эффективность и могут быстро накапливаться в генофонде популяции. Именно это и происходило с человеком в моменты его быстрой эволюции.

       Гениальный фокус группового отбора и его роль в происхождении человека понял Ч.Дарвин, а современная генетика его вывод подтвердила.



       ДЕТИ И УСИЛЕНИЕ СОЦИАЛЬНОСТИ

       Первая причина все большей социализации человека - это нужды обороны в открытых ландшафтах. Однако плюс к тому необходимо было совместно выращивать своих все более умных, но все медленнее взрослеющих детей. И еще одно: возрастание объема вне-генетической передачи информации от поколения к поколению. Накопление опыта, навыков и традиций при жизни изолированными семьями всегда ограничено, а их длительное сохранение - ненадежно. Группы должны были выигрывать конкуренцию у семей. Совершенствование орудий, развитие речи, хранение огня, селекция растений и животных - все это могло прогрессировать только при групповом образе жизни, в условиях конкуренции групп и усиленного действия группового естественного отбора.

       Биология полна примеров умопомрачительных решений. Ставка на интеллект вдруг оборачивается замедлением взросления, и это замедление отбор компенсирует, изменяя физиологию женщины и усиливая объединение людей в группы, а групповой образ жизни, в свою очередь, открывает дорогу для реализации потенциальных возможностей интеллекта. Сложно, но - гениально!


       ЧЕГО СТЫДИМСЯ?

       Итак, групповой образ жизни, групповой брак. Прошлое... Так почему же у современных людей половой акт и все с ним связанное - дело сугубо интимное, защищенное неким табу? Есть ли подобное у животных? Нет, у животных, включая человекообразных обезьян (но исключая некоторых стадных обезьян), спаривание - открытое, публичное действие. И тут нет ничего удивительного: ведь дело это нужное и всеобщее. Не менее удивительно то, что у людей половой акт почему-то ассоциируется с каким-то неопределенным унижением женщины. У животных же статус таких самок в иерархии, напротив, повышается, и это правильно: ведь они становятся продолжателями вида.



       ЧЕМ ВЫШЕ ЛЕЗЕТ ОБЕЗЬЯНА, ТЕМ ЛУЧШЕ ВИДЕН ГОЛЫЙ ЗАД

       Тут уместно сказать, что у человека запретна вся сфера зада, а также многое с ней связанное, например публичная дефекация, чего нет у животных. Зад, промежность и свои половые органы человек издревле прятал под набедренными повязками или иными прикрытиями, от символических до весьма основательных. Скрывать то, что естественно и необходимо для существования вида, что совершенно законно в любом человеческом обществе, - ну, не парадокс ли?! Трудно поверить, что все это - порождение... чистого разума - и на пустом месте. Похоже, что разум тут что-то недопонял, что-то перепутал, как с ним частенько бывает, когда он стремится рационально объяснить воздействующие на него древние врожденные мотивы поведения.

       Разберемся сначала с задом. Вспомните зады многих видов обезьян в зоопарке. Голые, с какими-то наростами, ярко раскрашенные в красный, белый и даже синий цвета, они вам кажутся отвратительными потому, что вы с этими обезьянами не одного вида. Но их сородичам эти самые зады кажутся прекрасными. И очень информативными: они содержат признаки вида, признаки пола, возраста, полового состояния (у стоящей на четырех конечностях обезьяны половые органы обращены назад). Обезьяны и знакомятся-то не носом к носу, а носом к заду. И кстати, остатки такой программы сохранились у человека. Все знают, что мужчины бессознательно неравнодушны к женскому заду, а женщины подхлестывают их интерес походкой, движениями во время танцев, облегающей одеждой или, напротив, преувеличивающим объем бедер кринолином. В общем, масса ухищрений! Это объясняет интерес, но не объясняет стыд и запреты.

       Этнографы полагают, что гиперсексуальность людей мешала всем другим формам их отношений, - поэтому прикрытие того, что слишком привлекает и возбуждает, ограничивало, сдерживало сексуальную активность; а вот в нужный момент, напротив, можно и стимулировать ее, сбросив прикрытие.

       Но к этому объяснению этологи могут прибавить кое-что еще.


       ВИНОВАТА ПОЗА ПОДЧИНЕНИЯ

       У многих стадных обезьян - эволюционно совершенно случайно - оказались похожими внешне две совершенно разные по смыслу позы: поза, в которой на четвереньках спаривается самка (поза подставки), и поза признания своего подчиненного положения в конфликтной ситуации. Последнюю принимают не только самки, но и самцы. В обоих случаях обезьяна поворачивается к другой обезьяне задом, выпячивает его, а иногда и похлопывает по нему рукой. Сходство поз так велико, что сами обезьяны их путают.

       Вот ссорятся две макаки, и одна из них чувствует, что проиграла стычку. Тогда она резко поворачивается к противнице задом, хлоает по нему рукой и уходит (этот жест можно наблюдать в той же ситуации проигранного конфликта и у невоспитанных людей). Если конфликтовали две самки, ошибки в понимании позы не происходит. Но если так поступит самка, проиграв стычку с самцом, то он может воспринять ее позу подчинения как позу подставки и в ответ изобразит спаривание с ней. Та же ошибка случается и между самцами: слабый самец встает в позу подчинения, а сильный самец в ответ изображает спаривание с ним.

       Есть виды животных, у которых члены стаи не вмешиваются в чужие конфликты из-за доминирования. Но не таковы обезьяны. У них подчиненные особи, не участвующие в конфликте, всегда активно выступают на стороне доминанта, если он победит. Наказанной особи они не только не сочувствуют, а напротив, тоже стараются ее унизить, показывают на нее, кричат, плюют, швыряют в нее камни и кал. (Только в силу такой врожденной реакции один тиран может подавлять огромное количество людей, среди которых многие миллионы и умнее его, и сильнее, и мужественнее; и в силу все той же инстинктивной реакции продавщица моментально натравливает очередь на посмевшего возразить ей покупателя.)

       Увидев другую обезьяну (в том числе и самца) в позе подчинения, самец-доминант подходит к ней и изображает спаривание так, как будто перед ним самка, стоящая в позе подставки. При этом подчиненный самец испытывает сильное чувство унижения (в плане иерархии): ведь у обезьян ранг любого, даже последнего самца выше ранга самок, а тут он как бы приравнен к самкам. Самки же такого сильного унижения не чувствуют и поэтому часто пользуются этой позой, чтобы умиротворить самца, в том числе и тогда, когда находятся в состоянии, не допускающем спаривания. Но когда самка вынуждена встать в эту позу перед другой самкой, а та в ответ изображает спаривание, - это снижение ранга среди самок. У людей изображение спаривания как формы унижения заменено соответствующим жестом или угрозой на словах


       Следуя по той ветви эволюционного древа приматов, которая привела к человеку, мы получили программы, обслуживающие самые разные формы брачных отношений, однако парного брака предки человека не знали по крайней мере 20 млн лет. Гиббоны живут в нестрогой моногамии; у орангутанов самец токует перед самкой, но не кормит ни ее, ни детей; у шимпанзе и горилл самцы коллективно владеют самками, но ни их, ни детей не кормят. Формы брачных отношений показаны разными штриховками. Видно, что гоминоиды в высшей степени склонны к патриархату, матриархат для них невозможен, и у человека его тоже никогда не было

       У обезьян вставшая в позу подчинения особь подвергается всеобщему презрению. Если самка примет перед доминантным самцом позу подставки, то из-за сходства поз другие обезьяны зачастую воспринимают ее как позу подчинения и изображают презрение. Из-за этой путаницы поз самки некоторых стадных обезьян избегают спариваться публично, стараются увести самца с глаз группы. У них спаривание инстинктивно ассоциируется с унижением самки.

       Видимо, человек унаследовал эту ассоциацию, и потому спаривание и у него тоже требует уединения. Показательно, что в XX веке создатели некоторых кинофильмов столкнулись с тем, что включение в серьезные картины "постельных сцен" вызывало у неподготовленных зрителей свист, крики, хохот, совершенно неуместные по сюжету фильма. Люди только что сочувствовали героине, а тут вдруг начинали вести себя как... стадо обезьян. Да, если бы мы когда-нибудь стали обществом нудистов, положение женщины в нем автоматически оказалось бы униженным.

       Влечение к заду, стремление избегать публичного спаривания, ассоциация его с унижением женщины создали сложнейший клубок противоречий для разума. Разрешить его на рациональной основе разум не мог, и единственное, что он мог сделать, - это запретить делать публично все, что с данной сферой связано: ввести набедренные повязки, табу и так далее, и так далее...


       ФЕНОМЕН МАТА

       Когда более слабый самец обезьяны встает в позу подчинения перед доминантом, а тот в ответ изображает спаривание, то для первого это выглядит как наказание. Поэтому теперь нам вполне понятен смысл такой картины: павиан-доминант сидит на возвышении и управляет стадом с помощью мимики и жестов - хмурит брови, скалит зубы ("Если будешь продолжать делать что не надо - укушу"), грозит кулаком ("Прекрати, не то побью") и... хлопает рукой по своим половым органам ("Смотри, встанешь ты у меня в позу унижения!"). Все эти жесты есть и у мужчин, и все они обозначают угрозу и ранговое превосходство.

       Но человек обладает еще и речью. Она тоже стала употребляться с той же целью (возможно, как только возникла, - ведь и сейчас артель что-то вместе делающих мужчин успешно управляется с помощью одного лишь мата). Львиная доля ругательств черпается из запретной области. Среди них и вечная загадка для лингвистов: почему один мужчина угрожает другому невыполнимым и никогда не приводимым в исполнение спариванием?

       Итак, теперь нам ясно, что для этологов многие странности сексуального поведения человека поддаются расшифровке, ясно и то, почему они запретны. Да, многое в этой области мы можем понять и объяснить, но почти ничего не можем отменить или исправить. Эти инстинкты сидят в нас и, хотим мы того или нет, влияют на наше поведение и сознание.



       БЕДА В ТОМ, ЧТО ЛЮДИ РАНО СТАЛИ ЛЮДЬМИ

       Напоследок зададимся вопросом: почему унаследованные нами от предков программы так противоречивы? Неужели и у других животных такая же сумятица? Оказывается, нет: обычно у диких видов программы весьма согласованы, притерты друг к другу; новые программы реализуются четко, а древние, которым они пришли на смену, либо подавлены, либо подправлены.

       Разгадку этого парадокса нашел в конце 40-х годов наш замечательный соотечественник генетик С.Н.Давиденков. Биологическая эволюция от обезьяны к человеку была исключительно быстрой на последнем этапе и далеко не прямой. Естественный отбор решал уйму совершенно новых задач, многое намечалось как бы вчерне. Если бы человек и дальше эволюционировал как обычный биологический вид, все решения были бы в конце концов найдены, отшлифованы, все лишнее убрано.

       Но в самый разгар биологической эволюции случилось невиданное: человек в значительной мере вышел из-под влияния естественного отбора. Вышел незавершенным, недоделанным. И таким остался навсегда. (Чтобы быть совсем точным, надо сказать, что человек ушел не от всех воздействий отбора. Например, отбор на устойчивость к заразным болезням, от которых нет вакцин и лекарств, продолжает действовать. Может изменяться и поведение. Если долго не будет найдено средство от СПИДа, то в охваченных его пандемией популяциях в Африке начнет действовать отбор, увеличивающий в популяции долю людей, генетически склонных к строгой моногамии, поскольку от этой болезни умирают и сексуальные партнеры, и их дети.)

       А вышел человек из-под действия отбора потому, что главным условием успеха стала не столько генетически передаваемая информация, сколько внегенетически передаваемые знания. Выживали не те, кто лучше устроен, а те, кто лучше пользовался приобретенным и с каждым поколением возрастающим знанием о том, как строить, как добывать пищу, как защищаться от болезней, как жить. Вот и осталось, например, нерешенным противоречие между громадной головой ребенка и недостаточно расширившимся (чтобы не терять способность ходить) тазом женщины - и поэтому роды тяжелы, мучительны и опасны. Остались нерешенными и противоречия между инстинктами, лежащими в основе полового, брачного, семейного и общественного поведения. Поэтому так часто мы ведем себя неудачно, даже просто плохо - и в тех случаях, когда руководствуемся внутренними мотивами, и в тех, когда сознательно стремимся делать все им наперекор.


       Автор считает, что если все же знаешь подсознательную природу своих мотиваций, то шансов поступать правильно самому и быть снисходительнее к другим всегда больше.

       В.Р. Дольник
       Член-корр. РАЕН, профессор